Мирный переживал третий сезон и первую весну своей жизни и находил пробуждение природы зрелищем куда приятнее, чем ее увядание, которое он застал и увидел, едва впервые открыл глаза восемь лун назад. К тому же, начало ученичества ознаменовалось тяжкими условиями обучения, когда приходилось за неимением половины необходимых трав всячески выкручиваться, врать больным, что все хорошо, а самому метаться по лесу и лезть в каждый сугроб, бессмысленно рискуя самому слечь с белым, а то и зеленым кашлем.

Сейчас же все было хорошо, и спустя два полнолуния Мирный мог уже не только услышать о каких-то травах и их свойствах, но и увидеть их воочию — весна приносила свои плоды. Зевнув, он сонно глянул на наставника, который сейчас подметил очевидную нехватку запасов; поднялся, неторопливо потянулся.

— Ты прав, — кротко согласился, словно мог бы поспорить, а нужно ли куда-то там идти за какими-то травами — и взгляд наткнулся на опустошенные за зиму ямки, ничем ныне не заполненные. — Что ныне цветет и что можно собрать? — сразу начал по делу, бросив через плечо и направляясь к выходу.

Что-то да что-нибудь, а что конкретно — звезды его знают; не достаточно ли ты зим пережил, не пора ли уже точно знать, что по такой погоде начинает расти, что следует уже собирать, а чему — дать еще время созреть? Разумеется, риторические вопросы были высказаны лишь мысленно — благо, читать мысли никто из смертных не научился, разум оставался личной привилегией каждого, чем Мирный и пользовался, рассуждая в голове и не думая раскрывать пасть в действительности.

Он последовал за наставником — вечная нервозность, затаенное опасение неминуемого, и это худое напряженное тело, в котором должна биться жизнь, бесстрашие, жажда к ней. Возможно, он сделал правильный выбор, отказавшись от бурной стези воителя — но так уж способен он справиться не только с незначительными болячками, но и смертельными ранениями? Случая, чтобы убедиться в этом, пока не предоставлялось, но Мирному было чрезвычайно любопытно, на что способен целитель в критической ситуации.

Незаметный и безмолвный, он выскользнул за ним из лагеря, идя чуть позади темным силуэтом.

» заброшенное гнездо двуногих

Заброшенное гнездо двуногих--->
Всю дорогу Оленье Копытце плавно, но уверенно соскальзывал со спины глашатая, из-за чего тому приходилось постоянно слегка подкидывать его, чтобы он окончательно не скатился на землю. Из-за легкого веса при любом малейшем ускорении или прыжке, тело просто будто бы сдувало с плеч Грома. Скрывая лёгкое раздражение ситуацией и оправданную тревогу, кот вошел в лагерь, пытаясь не обращать внимания на удивленных и слегка растерянных соплеменников. Сзади всё еще были слышны неразборчивые перешептывания, когда они наконец попали в палатку целителя. Аккуратно положив Копытце на подстилку, заранее подготовленную Мирным, Шум недовольно фыркнул, оглядываясь на выход и котов, собравшихся рядом с ним.
На просьбу ученика, Гром ответил кивком. На самом деле кот начинал всё больше переживать за целителя, но виду, понятное дело, подавать не собирался. Как минимум для того, чтобы успокоить племя и не сеять еще большую тревогу. Последний раз окинув взглядом Оленье Копытце и Мирного, кот удалился из палатки, оставляя их наедине.

--->Главная поляна

Отредактировано Гром (10 Апр 2015 22:39:17)

«...я обзавелся норой. нельзя не отметить, что получилось удачно. метры и метры в глубину несомненно плотных кубов песчаника защитят меня от чьей-то похотливой морды, имеющей удовольствие насмешливо и высокомерно поинтересоваться моей жизнью. нечто действительно достойное внимания - не моя нора. примерно в тысяче шагов от меня - настоящий вход в иной мир подземелья. в тысяче рытвин и задыхающихся хриплых вздохах лежит тишина, чья тяжесть будет прессовать мои мозги до той степени, пока они не истекут из ушей. ее никто не нарушит, ни одна мразь. здесь мой подземный дом, мои ходы, моя территория, моя! это все моё!
я не был уверен, что морда не крадется за мной. ее острое зубное долото, в любой момент могущее бульдожьей хваткой сковать мою ляжку, лязгает где-то сзади, я опередил ее на шагов двести. две сотни моей территории! я должен иметь возможность бежать. не хочу хвастать, но таковой ход предусмотрен мною: я лёгкостью прошмыгну в любую из окружающих меня расщелин, достаточно широких, чтобы моё отвратительное тело разместилось там в относительном комфорте. там я буду находиться в безопасности, ежась при мысли, что негодяи могут без желания, но от тупости наткнуться на мои пути. им стоит лишь беспорядочно молотить лапами, разворачивая комки земли. я должен рыть глубже... »
Некоторое время, проведенное в лесу под трухлявым бревном, не могло бесследно уйти в прошлое. Оно скрашивалось влажными мыслями, однако оные не избавляли или хотя бы ослабляли ощущение  окружающей тебя злобности. И если бы только ощущение, с которым ты мог свыкнуться! о нет, это было реально, вне твоего сознания. По крайне мере, таковым оно стало после проникновения паука в твоё ухо.
Ты несся через лес, едва поспевая за собственным телом - в те минуты казалось, будто телесность раздробилась на отдельные части, и лапы являлись самой активной и бешеной из них.
Счёт на спотыкания о корни уже пошёл на десятки, а лагеря с заветной палаткой целителя все не было! Словно он, помышляя гадкой шуткой, убегал от тебя.
Поляна, соплеменники, пелена солнечного света, все стало супер-реальным. Казалось, ты даже мог рассмотреть комочек мха в шерсти одной их старейшин и копошащихся там же блох. Блохи смотрели на тебя и хохотали так громко, что перебивали скрежет в голове, преследовавший тебя весь долгий путь. Это было насколько невыносимо, что ты не щадя лап поспешил к палатке.
Едва зайдя за порог, ты визгливо закричал:
— У меня в голове паук, помоги, помоги, помоги мне!
Как на зло имя целителя забылось, что объяснялось одним: активные попытки членистоногого поглотить твои мозги увенчались успехом. Ты припал к земле и закрыл голову лапами, не в силах более противиться ужасу.
Почему этот идиот медлит он что не видит весь этот кошмар он хочет моей смерти кретин почему ты ничего не делаешь я убью тебя мразь давай же помоги мне чёрт тебя дери..! - к счастью, свои уста были заморожены шоком, и весь гневный поток мог существать лишь твоей голове. Впрочем, скоро там не будет ничего твоего, даже мыслей - только огромный паук.

Отредактировано Мокрушка (12 Апр 2015 17:00:30)

«...жил на свете один воитель. всю свою сознательную жизнь он давился маленькими букашками, лезшими из пор в коже на его голове. сколь не старался он избавиться от них извечным чесанием и мытьем головы — ничего не помогало. он лишь подчистую лишился шерсти на макушке, за место неё кожа поросла корочкой, словно хлеб — плесенью. через некоторое время дети главной альфа-самки по сосудам проникли в лёгкие и начали питаться его кислородом. будучи не в силах ни о чем более думать и ничем другим заниматься, воин решил прибегнуть к более радикальным мерам - травле. он взял у целителя ягоды тиса и съел их. поскольку ел он всё-таки в голову, то, по его мнению, яд распространялся и на всю голову в том числе. впрочем, он не успел в этом убедиться — сдох от отравления...»

Заслышав, как целитель со снисходительной насмешливостью отозвался о катастрофической проблеме, ты немедленно же его возненавидел, а также пожалел о своём приходе. Перспектива умереть от пауков в голове теперь не казалась тебе такой уж кошмарной. Ты поднял голову и гневным прищуром уставился на Оленье Копытце.
— Смеёшься? — твоя ненавистная  шепелявость пришлась кстати, ибо не позволяла словам звучать не злобно, — Я брехун по-твоему? Вот, смотри, смотри!
Ты с силой стал вертеть головой из стороны в сторону в желании вытряхнуть из головы маленьких паучков. Ты видел таковых, когда бежал сюда, это точно. Ты ещё подумал, "как это они так быстро плодятся?"
— Видишь?.. — ты осёкся. Паучков не было. Их волосатые лапки накрепко вросли в стенки твоего черепа. Они сейчас, в момент, когда ты недоумевающе смотрел себе под лапы, заливались ехидным гиенным смехом. Смеялись они очень дружно, так что получалось довольно громко для полусотни членистоногих.
— Так... не честно, — торжествующим ли паукам, Оленьему Копытцу ли адресовалась эта позорная, полная стыда фраза — неизвестно, но от неё ты сильно приуныл. Ты покорно продемонстрировал свои лопоухие ушные раковины, несколько расцарапанные корой и едва-едва кровоточащие. Сделать что-либо сверх этого — значит окончательно задохнуться в слизистом море стыда и злобы на себя.

Отредактировано Мокрушка (12 Апр 2015 20:47:19)

Твоя мозговая активность снижалась с каждой прожитой луной. Временами замечалось, что просчёт ходов на мышиной охоте давался всё труднее. Ты не отвлекался на посторонние мысли, погружаясь в мечтания или другие реалии — для такового твоё затравленное сознание мещанина слишком узко. Ты попросту впадал в тупой ступор из-за отсутствия мелькающих в голове картинок, молчащего внутренного голоса. Обвалакивался пустотой. В такие моменты кислород становился чем-то необязательным, отчего по возвращении из «временной смерти» ты лихорадочно наполнял лёгкие воздухом. Странное чувство двойственности гложило тебя: хотелось с кем-нибудь поделиться своими переживаниями и может, не допусти Звёздное племя, попросить совета! Но в большей степени хотелось умолчать обо всем происходившем в его организме и сознании. Последнее имело над телом какой-то особый, жесткий контроль.
Глухой стук в висках утихал только во время бездействия. Казалось, ты мог бы вечно пролежать на жёсткой моховой подстилке, от которой остались одно название и, в сущности, полотно из примятых и пыльных клочков. Иногда ты полагал, что лежал на чьей-то шкуре. Какого-нибудь старого никому не нужного кота, при жизни паразитирующем племя. «Наверное, после моей смерти с меня тоже сдерут шерсть на подстилки...» — с такой мыслью ты засыпал. Она не новая, ее не приходилось думать, а оттого она не воспринималось тобою со страхом.

Целитель что-то там пробубнил. Сделай он это минутами раньше — несомненно огрёб бы оплеуху. Потому что тебя бесит невнятная речь. Она давит на твои уши, создавая ощущение булькающего болота, вливающегося в голову, или ленивого влажного ветра, давлением вытесняющего глаза из орбит.
— Ага... — протянул ты, обращаясь скорее к камню, служившему опорой для твоей точки концентрации внимания, нежели к Оленьему Копытцу. Почему-то тебе казалось, что сейчас тебя побьют. Это бы несколько отрезвило разум и вернуло телу прежнюю нервную напряженность.

Отредактировано Мокрушка (13 Апр 2015 06:25:30)

На твои глаза низринули пепел усталого сожаления — не иначе, олешка уподобился сверстникам, а до них — мамке, а ещё раньше — гормонам её единоутробного брата... без далекой мысли, всем, кто пытался укротить намордником успокоительных твой якобы буйственный нрав.
От обиды хотелось ходить по стенам, а лучше — возделать этот муравейник хворью и гнилью... эта рассада моральных уродов, я буду рад их смерти! — ты ограничился мыслями нескладного подростка, и в желании доказать Оленьему Копытцу, что он — Неправ! лапою раскидал любезно поданные стебельки ромашки.
— Мне не нужно успокоительное! — ты оскорбился сильнее обычного, отчего у краешков глаз образовались предательские соленые слёзы. Серые и однородные фразы, сказанные  едва ли иначе, чем «привет» или «Мирный, сходи, принеси ещё лаванды», совершенно выбили тебя из колеи. Полный злобы на Оленье Копытце и непонятной обиды, ты гневно поднял глаза на целителя.
«Сам калекой ходит, а лечит ещё!» — непроизвольно озвученная мысль злым шепотом сорвалась с уст, после чего ты вышел вон из палатки целителя резкими, подрагивающими шагами.
Странно, но после выпущенного на волю внутреннего демона стало по-черному тоскливо до крайней степени. Тебе хотелось немедленно же упасть со скалы и разбиться, чтобы более не переживать такого позора.

-----> Главная поляна

Отредактировано Мокрушка (14 Апр 2015 21:08:58)

-----> Главная Поляна.
. Целитель засуетился и стал что-то искать в этих травах. Запахи смешивались и от этого кружилась голова, словно через туман я слышала голос Копытца:
- Вылежи свой порез. Если будет очень больно, то съешь это. - тут он мне протянул какие-то зёрнышки на листике, я только поглядела на это пустым, затуманеным взглядом. - Но лучше вылежи через боль. - добавил он. Я легла на каменный пол пещеры и начала вылизывать лапу, иногда воя от боли. Сам же целитель что-то разжёвывал. Вылизывая лапу, я невольно засмотрелась на окрас Копытца, удивляясь.

Под пристальным взглядом Грации я подготовил кашицу, которую вскоре выплюнул на большой лист лопуха. Кошка повизгивала, ей явно было больно. Но маковые семена она съесть так и не решилась или же послушалась моего совета не использовать их. Некоторое время она была занята лапой, а я чувствовал себя неуютно. Не люблю, когда меня так разглядывают. Так ещё и странным меня назвала.

- Да, я думаю, что я вполне обычный.

Ну, разве что хвост короткий, да ростом не вышел. В остальном я мало чем отличался от обычных котов. По крайней мере, я так думал. Из мыслей меня вырвала фраза ученицы, которая уже закончила вылизывать лапу и протянула её мне.

- Дальше лежи и не дёргайся.

Сначала кашица из дубовых листьев, чтобы вывести всю инфекцию. Благо, лапа не долго была такой грязной, так что сильного загноения нет. Далее кашица из ноготков, она так же избавит от заражения и поможет порезу быстрее затянуться. Обматываем всё паутиной и готово! Как просто.

- Не снимай повязку до вечера, не болит сейчас?

Я отошёл на небольшое расстояние и с большим удовольствием посмотрел на проделанную работу. Слой паутины получился довольно тонким, чтобы ходить не мешало всё, но при этом и порваться не должно.